Самое сложное — ждать, томясь неизвестностью. Именно такое ожидание назначенного часа заставляло Мари метаться весь день из угла в угол, задаваясь множеством вопросов и не имея возможности получить на них ответы здесь и сейчас; она мучилась оттого, что день тянется так долго, только лишь потому что не знала, к чему приведет эта встреча. Мари надеялась на то, что Эдмон не бросит ее в беде, но в тоже время, повинуясь голосу разума, не ждала, что тот станет жертвовать ради нее своими интересами; она была готова к тому, что это ночное rendez-vous может не принести ничего, что могло бы ей помочь. Впрочем, «садиться на шею» графу де Легаре со своими проблемами маркитантка и не собиралась.
Но не только грядущая встреча заботила Мари: девушка решила скрыть до поры до времени от фрау то, что встретила своего соотечественника, а потому и свою ночную прогулку должна была держать в секрете. Значит, честно признаться в том, что ей необходимо отлучиться, Мари не могла, но и обмануть хозяйку не получилось бы: пожилая женщина сразу раскусила бы ложь, ни на минуту не поверив в то, что есть обстоятельства, которые требуют такой вот ночной отлучки и не могут подождать до утра. А в совокупности с тем, что француженка предпочитала не выходить из дома в одиночку, просьба отпустить ее на прогулку на ночь глядя была бы в двойне странной. Поэтому, чтобы покинуть дом незамеченной, девушке оставалось только одно — терпеливо дождаться, когда фрау уснет.
Когда Мари поднесла свечу к часам, было без пяти двенадцать. Маркитантка прислушалась — в доме было тихо; хозяйка спала, ни о чем не подозревая. Накинув на плечи легкую шаль, девушка выскользнула на улицу, бесшумно прикрыв за собой дверь. Встревоженно оглядываясь по сторонам, Мари направилась в сторону городской площади. Она чувствовала, что опаздывает, а потому нервничала из-за того, что ранение не позволяет идти быстрым шагом.
Оказавшись на городской площади, француженка снова тревожно оглянулась. Как же она хотела, чтобы хотя бы на пару минут боль ее отпустила и позволила как можно быстрее пересечь площадь и укрыться от чужих взглядов в тени церковных сводов. Но напрасно Мари так тревожилась из-за случайных свидетелей — видимо, судьбе было угодно, чтобы назначенная встреча беспрепятственно состоялась: так кстати были убраны британские посты с улиц, а те редкие прохожие, которых она встретила по пути, к немалой радости маркитантки, совершенно не заинтересовались ее персоной.
Мари торопилась, надеясь, что ее опоздание не заставит мужчину передумать. Девушка поднялась на порог церкви и, еще раз обернувшись, толкнула тяжелую дверь. Мари проскользнула внутрь здания и сразу же услышала, как ее острожные, но неровные из-за хромоты шаги отдаются гулким эхом. На первый взгляд в церкви было пусто. Пройдя чуть вперед, она остановилась между рядами скамеек и принялась вглядываться в темноту, не решаясь произнести ни слова, чтобы дать знать о своем присутствии.

Увидев поднявшуюся ей навстречу человеческую фигуру, Мари не тронулась с места, пока не уверилась в том, что перед ней не кто иной, как Эдмон де Легаре. Девушка шумно выдохнула и не спеша, чтобы лишний раз не тревожить рану, подошла ближе.
Последняя фраза Эдмона маркитантку озадачила. Она множество раз за эти несколько часов представляла себе эту встречу, но ей ни разу не приходило в голову, что все может повернуться так, как случилось на самом деле.
Остановившись рядом с майором, невысокая девушка смотрела на него снизу вверх и не знала с чего начать.
- Да, мы действительно знакомы, - наконец тихо сказала Мари после непродолжительного молчания. Рассудив, что вряд ли кому-то придет в голову отправиться в церковь ночью, а, значит, по близости с ними не окажется чужих ушей и глаз, девушка заговорила по-французски, махнув рукой на осторожность. Когда ей приходилось говорить по-немецки, она немало мучилась от того, что из рук вон плохо знает этот язык. Но сейчас, зная, что перед ней стоит ее соотечественник, она не могла отказать себе в удовольствии вернуться к родной речи, пусть даже это и было неосмотрительно.
- Мы встречались в России во время отступления, - пояснила француженка, взволнованно комкая в руках концы завязанной на груди шали.
Вернувшись в родную Францию, Мари не задумывалась о том, что стало с теми, с кем она вместе выбиралась из России. Тогда, в декабре 1812 года, жизненная необходимость заставила сбиться отступающих из нескольких полков в один небольшой отряд, но как только отступление было закончено, каждый из них вернулся в свой полк и через некоторое время по приказу Императора снова пустился в путь по дорогам Европы. И о тех, кто не служил с ней в одном полку, Мари известий не имела, разве что слышала случайные обрывки разговоров солдат и офицеров, в которых мелькали знакомые ей имена — так маркитантка однажды услышала и о том, что спасенный ею капитан получил производство в чин майора.
Теперь же, встретив его во Францсбурге, она не сразу поняла, кого видит перед собой. Возможно, если бы подобная встреча состоялась в обстоятельствах менее удивительных, француженка сразу бы признала в высоком мужчине Эдмона де Легаре.
- Меня зовут Мари, - продолжила девушка, надеясь, что, возможно, ее имя скажет Эдмону немного больше, нежели просто названные обстоятельства.

Много солдат и офицеров повидала Мари за те годы, что ей довелось провести в военных походах, и всякие среди них люди встречались: и честные были, и подлые, и простодушные, и такие, которым палец в рот не клади, и скромные, и те, кого только бранью на место поставить можно было. Кого-то она давным-давно позабыла, кого-то была бы и рада забыть, да памяти разве прикажешь? А были и те, кого она запомнила надолго — был среди них и майор де Легаре: маркитантка уважала его за отсутствие высокомерия, чем не все офицеры и люди происхождения благородного могли похвастаться.
Сколько бы сомнений и вопросов Мари не одолевало в течение дня, а встрече француженка была рада. Жить, зная, что она не одна во Францсбурге было, если так можно сказать о жизни в городе, полном врагов, чуточку приятнее — чувство одиночества угнетает, и в этом городке это ощущалось особенно остро: куда ни глянь, а все были для нее чужими.
Девушка благодарно кивнула в ответ на молчаливое приглашение присесть и неловко опустилась на скамью: любое движение, затрагивающее раненое колено, отдавалось болью.
- Наш полк остановился недалеко от города. Красномундирники все наступали, оттесняя нас в сторону Саксонии. В конце концов, пришлось отступить. Я перевязывала раненых во время боя, вот осколком ядра и зацепило, - коротко поведала маркитантка о том, что с ней случилось.
- Признаться, сегодня утром я успела подумать о том, что осталась здесь совсем одна. Все это так ужасно... - Мари не могла примириться не со смертью соотечественников, — она успела привыкнуть к тому, что потери — один из неоспоримых законов войны, — а с тем, как англичане подали этот маленький триумф. Их заносчивость вызывала в девушке только презрение — убийство двух безоружных мужчин они превратили в множество красивых историй, повествующих об их мужестве и догадливости и, наверняка, заставивших восхищенно или взволнованно забиться сердца тех местных барышень, что были еще совсем юны и впечатлительны, а потому, раскрыв рот, ловили каждое слово "героев".
- Меньше всего я ожидала встретить вас здесь. И не сразу узнала, - продолжала француженка, слабо улыбнувшись, и, наконец, заговорила о том, что вызывало у нее далеко не праздное любопытство.
- Мне показалось, что ваше положение более завидно, чем мое или тех несчастных, что нашли свой последний приют в этом маленьком городе. Расскажите же и вы, какими судьбами здесь оказались, - попросила маркитантка со свойственной ей простодушной прямотой, не догадываясь о том, что история Эдмона куда сложнее и запутаннее ее собственной.

Ничто не пугает так, как неизвестность.
Те, кому довелось связать жизнь с французской армией не по принуждению, а по зову седца, совести, долга и чести, решительно, быть может, даже фанатично следовали за Бонапартом. Веря в своего Императора, солдаты смело шли вперед за офицерами, которые были для них не только начальством, но порой становились и единственным спасением. Так произошло в России холодной зимой 1812 года — кому было верить, как не офицерам, за кем было идти, как не за ними, из последних сил надеясь выбраться из непокоренной страны? Тогда Мари, как и многие другие, поверила капитану де Легаре — иного-то выбора не было. И он не обманул их надежд и ожиданий, смог, насколько это было возможно, спасти свой маленький отряд. Теперь же маркитантка даже помыслить не могла о том, что Эдмон мог предать родную Францию и Наполеона.
Маркитантка не понимала, куда клонит мужчина, выражая свою признательность за спасение его жизни в русской кампании — время ли сейчас для подобных признаний? «Дела давно минувших дней» в данный момент совсем не занимали француженку, собственное будущее заставляло ее беспокоиться гораздо больше.
Под конец граф и вовсе сбил ее с толку: «я был бы рад отплатить вам», - сказал он, но что значит это «был бы»? Был бы, но не могу? Был бы, но не в данных обстоятельствах? Мари надеялась, что ночная темнота поможет скрыть ее замешательство и растерянность. И хоть она никак не могла понять, что Эдмон хочет сказать, одно ей было ясно — что-то идет не так. Подобная недосказанность и неопределенность девушку пугала.
Вся храбрость Мари заключалась лишь в том, что она умела взять себя в руки и не подать виду, насколько ей страшно — это было столь привычно на поле боя, где для слабости и слез не оставалось места, где все было просто и понятно — там она прекрасно знала, как себя вести и что делать. Но как она должна была поступить сейчас, маркитантка не знала. Как никогда остро Мари почувствовала собственную беззащитность, поняв, что находиться перед лицом неизвестности неприятнее, чем брать в руки оружие.
- Вы всегда можете на меня положиться, - сказала маркитантка, чувствуя, как сердце учащенно забилось. - Возможно, проку от меня сейчас не много, но я готова сделать все, что в моих силах. Я никогда не боялась умереть во время боя — это была бы достойная смерть, но здесь... не хочу, боюсь, - сбивчиво продолжила девушка и в волнении сжала руку мужчины, безмолвно выражая в этом жесте и свое доверие, и свой страх. - Вы моя единственная надежда...

Едва закончив говорить, Мари устыдилась того, что позволила своим эмоциям выплеснуться наружу так не вовремя. Никогда еще она не вела себя так глупо, так трусливо, так малодушно. Но, к счастью, Эдмон не порицал ее за эту слабость и, кажется, отнесся к этому порыву понимающе.
- Меня приютила одна из местных женщин, - начала маркитантка, успевшая к этому моменту мало-мальски взять себя в руки. - Сама она переехала когда-то в этот городок следом за мужем. Для всех, кого может заинтересовать мое пребывание здесь, я - ее племянница, оставшаяся сиротой. К ней приехала как к единственной родственнице. Это не должно вызвать вопросов ни у городских, ни у красномундирников. Я стараюсь не привлекать к себе внимания, в основном занимаюсь домашними делами, а если и выхожу на улицу, то только вместе с фрау Мартой. Сами понимаете, что одной мне в городе делать нечего, - ответила Мари на вопросы, касающиеся ее жизни во Францсбурге.
Раньше девушка никогда не обращала внимания на ту пропасть, что разделяла ее и графа де Легаре. Естественно, она всегда знала, что они не одного поля ягоды, и принимала этот факт как нечто само собой разумеющееся. Однако Эдмон всегда был добр к ней и относился к тем редким людям, что не заостряли внимания на присутствующем различии в положении. Но так уж получилось, что сейчас, пусть и невольно, майор об этом самом различии упомянул. Маркитантка не сомневалась в том, что Эдмон де Легаре получил достойное образование, сама же Мари возможности такой была лишена; даже на родном французском девушка писала с ошибками, что уж тут было говорить о других языках?
- Я не знаю английского, - упавшим голосом ответила маркитантка, опустив взгляд на руку графа, накрывшую ее ладонь некоторое время назад, и неловко высвободилась.
Мари внимательно выслушала мужчину и, кивнув, лаконично заверила:
- Да, конечно. Вы журналист из Вены, я поняла.
Ей и в голову прийти не могло рассказать кому-то о том, что он французский офицер. Мало того, что таким образом она бы предала единственного человека, которому могла сейчас довериться, так еще бы погубила не столько майора, сколько саму себя. Напротив, девушка была готова сделать все, о чем бы Эдмон ее сейчас не попросил, лишь бы знать, что в городе есть человек, который может оказать ей поддержку.